Я всё еще расписываюсь и могу быть весьма коряв.
*ничего не бечено. возможно странное.
Играем с LordKalte
моя первая связка "кто-то из моих феи и темнота."
Приложить эту тему можно в принципе на любого из моих подменышей, но особенно остро оно пожалуй для Гвинна из дома Фиона, чью историю мне в прошлом году скурила Руш
Summerroush in Summershell.
Сэр Гвинн Рован ап Фиона. темнота. 640 слов. C:tD. джен. возможны триггеры. Сэр Гвинн Рован ап Фиона. темнота. 640 слов
Тягучая, липкая тревожность нестерпимо медленно стекала зноем по прозрачным, казавшимся сейчас миражами высоким стройным башням. Этим каплям разбиться бы событием, разлететься вспышкой или драмой, но – нет, они, чем дальше, тем больше застывали, словно подражая хвойной смоле, что впитав солнечное тепло, твердела, начиная свой путь к янтарным россыпям. Но каково живому существу, попавшему в такую каплю? Каково обитателям фриголда чувствовать, как сгущается вокруг них воздух, заставляет тратить слишком много сил просто для того, чтобы сделать шаг или повернуть голову? Это не просто летний зной? Это предтеча беды. Беды пока неведомой, непонятной, непрорицаемой, и от того особенно мучительно.
Хозяин Фриголда ши Гвинн Рован выглядит спокойным, доброжелательным как обычно, но тому, кто его знает достаточно одного взгляда, чтобы считать напряжение. В застывшей спине, в линии плеч, во взгляде, что скользит вокруг, будто в поиске чего-то, пока – бесплодном. В поиске или… Ожидании?
И все-таки капли напряжения слишком тяжелы, чтобы солнце могло их остановить, они падают и разбиваются со звуком распахнутых дверей.
- Я ждал тебя… - слова Гвинна много тише, но отчего-то их слышат все, кто находится в зале.
Стремительный рывок, быстрая фигура, гневный, отчаянный крик.
- Предатель!
- Брат… - Гвинн делает шаг навстречу.
Время замирает на мгновение прежде, чем разбиться. Двое напротив друг друга.
Высокая белая фигура с пурпурным плащом на плечах и коренастая, темная, рогатая….
Сатир поднимает руку, в ней что-то – не похожее на оружие, но от чего веет той самой бедой. Гвинн поднимает ладонь, чтобы блокировать, отстраниться, но – это ткань – она слишком легка, слишком текуча, и в ней такая цель, такая жажда…
Стражники бросаются вперед, на защиту, почуяв ту же буду, среагировав на агрессию, но ткань скользит по белому лицу ши, ластится к его инеистым ресницам, стекает вниз медленно-медленно, оставляя после себя выцветшие глаза.
Темнота обрушивается в один миг, словно вышел в ночь из ярко-освещенного зала, только чернота много гуще, невообразимая, небывалая. Гвинн пошатывается, едва-едва заметно, и бросается к сатиру. Туда, где он должен быть, где был только что… Слишком быстро – раскрывается серебряный путь, сатир ступает на путеводную тропу и несется по ней, а Гвинн – следом, за миг до того, как как реальность смыкается обратно.
Мало кто знает, обратная сторона мудреца – хищник. Не знал и брат… сатир… Доминик. Ослепленный Гвинн идет следом сквозь грёзу. Инстинкты преследователя ведут его. Неровно, сумбурно, сбиваясь с пути и возвращаясь, но – ведут. Гвинн не думает, что возможно не догонит, безнадежно отстанет, сорвется с тропы и будет блуждать, пока не растворится, или не встретит того, кто окажется сильнее, он вообще не думает. Даже о том, что будет, когда догонит. Постепенно он осознает, что чернота не абсолютна, что в ней можно различить призрачные огоньки – сгустки глэмора – феи? Химеры? Не думает, воспринимает тем самым чутьем хищника. Только оно держит его сейчас, не дает сорваться. Остановишься, задумаешься, осознаешь себя сейчас – пропадешь. Все проще – есть цель – и больше ничего. Движешься за ней – становишься движением во тьме. Остановишься – рассыплешься, потеряешь себя в темноте, заблудишься, сойдешь сума, растворишься.
Нет ни времени, ни света, ничего кроме цели, и так странно, когда нога ступает на камень…
Добрался? Тьма как была так и есть, но огоньки в ней ближе…. Слишком зол, слишком велико желание поймать… Они затмевают все остальное, и хватаешься за них, как за путеводную нить, и чутьем понимаешь, как ориентироваться по огонькам. А через миг обрушиваются звуки живого фриголда.
- Кто вы и с какой целью прибыли к нам? – Голос, преисполненный внимания и терпения, но с какой-то усталостью в подтоне…. Сейчас, когда видишь перед собой лишь искры глэмора, звуки раскладываются так чётко, как никогда прежде.
- Где я нахожусь? – Собственный голос, кажется, что он неровный и сбивающийся, но потом поймешь, что не для окружающих.
- Это фриголд Высокий Форт.
И думаешь, что ослышался. Место, которое столь долго было тюрьмой… и твоей тюрьмой тоже. Но сейчас он звучит совсем иначе…
- Вот оно как… Что, ж, хорошо. Я сэр Гвинн Рован ап Фиона, и я пришел сюда за местью. Проводите меня к Хозяину этого места.
Агат и предрассудки родного края к северянам. ~ 420 слов. Цикл. неграфичный слэш.
Агат и предрассудки родного края к северянам. ~ 420 слов. неграфиный слэш. Кто знает о неприязни более, чем давние соседи? Кто яснее ближнего видит слишком много, но понимает слишком мало. Предрассудки рождаются от страха, незнания, непонимания. Из предрассудков рождаются суеверия. Непонимание, незнание, неприязнь – остаются. Даже если их отрицать вслух, кто-то непременно скажет – не засыпай лицом к границе, сердце выстудит.
Не раскрывай окон навстречу северному ветру, - душу заберет.
Не пускай на порог, не сотворив оберега, а лучше вообще не пускай, - занесет беду и болезнь.
Не смотри подолгу в прозрачные ледяные глаза – зачарует.
Не подавай раскрытой ладони белому выродку – утащит под лед.
Не дели с демонами хлеб и вино – али разум потерял?
Не давай им обещаний – пропадешь.
Слышишь шаги за незапертой дверью, эти шаги узнаешь из тысячи других. Даже когда снаружи все грохочет от свирепого ветра, они словно отдаются по самим барабанным перепонкам. Негромко, но четко.
Не встаешь из-за стола, только поднимаешь глаза на дверь. Сквозняк перебирает прижатые подсвечником бумаги. Сквозняк от того, что нечем дышать, и неистовый ветер напоминает о том, что ты сам еще живой. И тот же сквозняк толкает дверь.
До того как ее распахнули бы, до того как в неё постучали бы – если бы постучали? Или ему служит северный ветер, влетевший в раскрытое навстречу окно?
Смотришь в глаза пришедшему - мгновение или вечность, и в них будто треснувший лед. А что под ним? Лучше не искать этому названия. Названия, обозначения, как и любые слова, отчего то кажутся сейчас кощунственно лишними.
Стремительный шаг вперед, рука к руке – сплетаются пальцы. Крепко , до боли. Не отпускать. Только двигаться вглубь комнаты – ты его ведешь или он тебя направляет… А, впрочем, – неважно. Раскинувшись на белых простынях, он смотрит поверх поцелуя, поверх твоего плеча на раскрытое окно. Окно северной стороны. Налитые губы ломает усмешка. Он знает и об окнах, и о дверях….
Пальцы сжимаются крепче. Губы смыкаются жарче. До боли, до белых искр под закрытыми веками. И даже северному ветру не выстудить отчаянную, болезненную, страсть. Острую, будто сколотый лед, темную, будто глаза лесной чащи, дикую, будто звериное сердце.
- Вина? – когда, наконец, переводишь дыхание…
- делить вино с демоном? – ирония, насмешка, почти ласка в голосе.
- демон, и тот, кого не решаются называть по имени? – тихий звон хрустальной пробки графина, плеск наполняемых бокалов. – Неплохое общество, ты не находишь?
- И тебя это устраивает… - не вопрос… - вино прилично.
- похвала от тебя? – смешок.
- Что там осталось? Не сидеть на льду? Не давать обещаний?
- пожалуй, в ближайшее время тебе будет не до разговоров.
- Это обещание. – Бокалы пустеют один за другим.
- Это то, что тебя ждет.
И вновь сквозняку не под силу выстудить их….
Сэр Бранн Айт ап Фиона - отражённый свет, горький привкус, магия.~ 1150 слов. C:tD, джен. Сэр Бранн Айт ап Фиона - отражённый свет, горький привкус, магия.~ 1150 слов. джен.
- Боммм-боммм… - где-то в нескольких кварталах отсюда отбивает соборный колокол. Сколько? Десять, одиннадцать вечера? Впрочем, неважно, сколько именно, ведь уже совсем стемнело. Редкие неразбитые фонари освещают сами себя да роняют бледную лужу света на растрескавшийся асфальт. И эти лужи среди непроглядной темноты как кочки на гиблом болоте. И двигаться можно только с одной на другую, с единственной разницей – здесь нужно как можно быстрее. Чтобы тот, кто скрывается в темноте, не успел схватить, утащить, поглотить.
Старшеклассница обещала вернуться домой пораньше. Она всегда держала обещания, и сейчас надеялась, что кто-нибудь из приятелей проводит ее, но никто не захотел покидать вечеринку. А над ее страхом темноты они только посмеялись. Машину на окраине поймать не удалось, автобусы уже не ходили, а спросить дорогу было не у кого, и она безнадежно заблудилась. Наверное, можно бы было пойти на звук колокола? Но эта мысль не успевала оформиться, мозг парализовало страхом.
- Боммм-бомммм… Тяжело дышит, дрожащими руками цепляется за фонарный столб, едва ни сползая по нему. Даже осеннего холода не чувствует. До боли, до саднящей сухости, немигающие глаза напряженно всматриваются в темноту. Оно здесь. То, из-за чего она всегда спала со светом, держалась больших освещенных улиц и старалась возвращаться домой засветло. Она никогда не видела, но чувствовала присутствие, тьма становилась осязаемой, дышала, смотрела черными склерами и – ждала, а иногда даже успевала прикоснуться. И эти прикосновения холодили изнутри, будто заставляя омертветь на несколько ударов сердца.
Фонарь мигнул. Она дернулась и взвыла от ужаса. Следующий был так далеко, но она должна была… Одним рывком вперед, бежать на деревянных ногах, с горящими легкими, колотьем в боку, забыв как дышать.
- Боммм-бомммм… Растрескавшийся асфальт цепляет туфлю. Она падает, горло перехватывает, и она не может даже кричать. Внезапно падение прекращается, ее поднимают на ноги, и первое, что она видит… Видит! Тлеющий рыжий огонек чуть выше своих глаз. И этот огонек кидает блики на живые глаза…
- На свет… пожалуйста, - жалобная, тихая мольба, и отчаянная надежда, что ее послушают.
- Идем, - тихий низкий голос в ответ. Живой голос. И шаг к фонарю. И она вцепляется в кожаный плащ незнакомца, как в спасительную соломинку, не задумываясь, что от мужчин на темных улицах юным девушкам можно ждать чего угодно. Она вдыхает его запах, в нем ожидаемые нотки табака и кожи, стали, модной туалетной воды, какого-то масла, то ли машинного то ли технического, но самое удивительное – кофе и пряностей, имбирь и кардамон.
- Боммм-бомммм…. У фонаря незнакомец не останавливается, но перед ним словно возникает дорожка света. По ней они идут до неприметной двери в обшарпанной стене. Дверь открывается без скрипа от лёгкого толчка, но правда ли, что от прикосновения к ней в воздухе заискрило? Или привиделось? Так или иначе, тут обосновался бар не бар – слишком тихо, кофейня не кофейня – слишком вычурный антураж, да и выпивку здесь явно подают…
Незнакомец выбирает уединенный столик, позволяя перевести дух. Здесь удачный угол без окна, а неяркий спокойный свет разгоняет глубокие тени. Она осматривается, посетителей мало, те, кто есть выглядят вычурно, но заняты все исключительно собой. В самом помещении – много книг, музыкальных инструментов, плакатов, афиш, и совершенно дикое сочетание картин от классики до авангарда. И то ли колокол отзвучал положенное ему, то ли это место самим собой отсекало его голос.
Незнакомец возвращается с двумя высокими фужерами, увенчанными белыми шапками сливок с кофейными зернами, ставит их на стол, один пододвигает ей. Сам садится напротив, давит окурок в пепельнице и переплетает пальцы перед собой.
- Я Брайан. От чего ты бежала.
Она, наконец, может разглядеть того, кто ей помог…. Начинает с рук. Взгляд скользит по узким ладоням с длинными пальцами, на запястье след будто от – краски? – по черной коже плаща, того кроя, что так любят нынешние неформалы, выше к лицу…. Чтобы осознать, что нужно ответить, ей требуется несколько невыносимо долгих мгновений. Нечасто встретишь парней с такими лицами, будто с них прерафаэлиты рисовали – сравнение приходит на ум само собой. Бледность, заостренные точеные черты, наводящие на мысль о хищной птице, глаза, наверное, серые, но в этом неверном свете кажущиеся фиолетовыми, и волны огненно-рыжих волос ниже плеч.
Он не спросил её имени, но спросил о преследователе. Она сглатывает, осторожно пригубливает напиток – и даже так горло обжигает, в этом кофе щедрая доля виски, но получается не закашляться. Зато сразу понимаешь, насколько замерзла.
- Только… не смейтесь, - он вздыхает, отводит глаза, собираясь с духом, но взгляд снова прикипает к необычным глазам Брайана.- Темнота преследует меня, в ней что-то есть, я… я никогда его не видела, но оно касалось меня, и оно хочет забрать меня, поглотить. – начав, слова льются потоком, - Мне никто не верит, говорят, я выдумываю, но оно есть, оно ждет меня в тенях, караулит, когда я зазеваюсь чтобы утащить….
Брайан слушает внимательно, не перебивая, и – за что она ему особенно благодарна, - без улыбки. Сумрак заведения не столь безжалостен как яркий свет, в нем все эти странные вещи становятся, словно капельку понятнее, и страхи неназванного обретают право на существование.
- Выпей кофе и подожди меня, - тихо говорит Брайан, и прежде чем она успевает возразить, поднимает руку, призывая к молчанию - я прогоню твоего преследователя, а потом отвезу тебя домой. Идет?
И от чего-то нет сил спорить. Только киваешь и смотришь в удаляющуюся спину, обтянутую кожей плаща. И смаргиваешь, потому что кажется, что волосы Брайана чуть другого цвета, и в очертаниях что-то не то.
***
- Выходи. – Бранн Айт ап Фиона стоит на границе пятна света, держа в руке незажженную сигариллу. Раскосые фиолетовые глаза устремлены в темноту. Ворона на бедре почти мурлычет в предчувствии скорого боя. Мрак сплошной и бесформенный, но в нем ощущается движение, в нем есть эмоции, а еще он смотрит – просто пожирает тебя голодными глазами.
Движение руки, будто собирается прикурить, вот только вместо огонька зажигалки, на пальцах вспыхивают светящиеся шары и ввинчиваются в темноту. Глаза скользят по рваным теням, высматривая хоть что-то чтобы выдало, и – есть! Блики отраженного пламени в черных-черных глазах. Стремительный рывок с места. Стилет с гравировкой в виде вороньей головы на рукояти растет в руке, оборачиваясь темным полуторным фламбергом , и вонзается в самую густую тень. От безмолвного визга закладывает уши, тень трепещет на волнистом лезвии. Бранн проворачивает и рассекает снизу вверх. Химера рассыпается искрами глэмора, что успела вытянуть из запуганной девочки. Бранну повезло, что химера настолько обнаглела от безнаказанности, что совсем утратила осторожность, что попалась на фокус с отраженным светом. Он сделал глубокую затяжку, наслаждаясь горьковато-пряным привкусом дыма. Ворона чуть подрагивал в руке, притягивая к себе яркие искры и поглощая их. Заслужил.
Бранн докуривает, пока кормится клинок. Вот ведь, а хотел просто зайти к старому паку пропустить стаканчик. Удачно.
Возвращается уже снова Брайаном, и Ворона снова стилет, спрятанный у кожи. Даже кофе еще не успел остыть.
- Оно больше не будет тебя преследовать, - говорит, словно о чем-то будничном, не глядя на девушку перед собой, но пробуя напиток. Почти без сахара – то, что нужно, Бранна тут не забыли. И этот тон как-то незаметно обрывает вопросы, что могли последовать. Да и сам Брайан переводит тему.
- ты занимаешься творчеством?
- Я – она смущенно опускает взгляд к почти допитому кофе, - хочу поступать в следующем году, чтобы хорошо иллюстрировать детские книги.
- вот как, - чуть заметно улыбается, - значит, будущие коллеги.
Мечтательница, и, раз химера не высосала ее до сих пор, довольно сильная, многие ли знают о ней. Кофе заканчивается. Через несколько минут на стоянке, она, не задумываясь, садится Брайану за спину и называет адрес. Рев байка разрывает тишину безлюдной улицы. Никаких колоколов.
Сюэ Ян и сознательно остановленный, сдержанный порыв. 330 слов, MDZS, недослэш, ЯнСин, кинкосквик, пж13-эр Сюэ Ян и сознательно остановленный, сдержанный порыв.
Узкая полоса ледяного лунного света падает ровно на белую повязку. Кажется, после шквала в стене новая щель. И ее снова придется заделывать, но сейчас это не имеет значения. Как и холод вокруг, окрашивающий дыхание белым.
Взгляд Сюэ Яна впивается в полосу ткани на спокойном лице. Высвеченная, она словно шрам, посреди скрытой мраком кожи Он ловит себя на том, что эта ткань его злит, мешает читать оттенки эмоций, торчит чем-то инородным, скрывает что-то важное и сокровенное.
Он не раз осознавал свое раздражение, когда смотрел в лицо Сяо Синченя и видел эти повязки, но сейчас мысль оформляется кристально ясно. Мешают, скрывают, лишние. Смотрит, не мигая, под белой тканью чуть обозначаются провалы пустых глазниц. Сюэ Ян хочет видеть их обнаженными, касаться губами, чувствовать вкус и фактуру кожи… Он нависает над спящим, осторожно опирается на правую руку, не тревожа даже свернувшуюся с другой стороны от Синченя девчонку. Пальцы покалеченной левой зарываются в волосы и находят концы повязок. Белые среди черного.
Продолжает смотреть и представлять, как проникал бы в эти скрытые сейчас провалы языком, горячо и осторожно, присваивая медленно и неотвратимо. Это было бы даже более знаково, чем обладание телом. И под кожей разгорается огонь, и уже не чувствуешь холода, хоть и сползло покрывало. И то, что желанное так близко, заводит и манит. Склоняется ближе, белые облачка дыхания мешаются между собой. Приподнимает концы повязки, но пока не натягивает, хоть и знает – достаточно просто дернуть.
Но это было бы не то. Эта мысль заставляет скривиться и стиснуть зубы. Четыре пальца медленно сжимаются в кулак. Не так, потому что мало радости, чтобы присвоить Сяо Синченя насильно, нет, правильно будет, когда он примет это сам. И сам снимет повязки. Желание жжет изнутри, но пока не время… не так. Сюэ Ян напоминает себе, что с этой добычей необходимо терпение. Кусает губы до крови и резко выдыхая, отстраняется.
- Ммм, что случилось? – в сонном голосе Синченя озабоченность, - уже утро?
- нет, Даочжан, - изрядное усилие воли требуется, чтобы голос не выдал, - спи. Меня свет разбудил, вечером таки оторвало доску.
ДнД и(ли) Невервинтер, любой мой персонаж. Тихая гавань, состояние внутреннего покоя 290 слов, Forgotten realms + Oriental Adventures, джен,
ДнД и(ли) Невервинтер, любой мой персонаж. Тихая гавань, состояние внутреннего покоя
Зарисовка переписывалась раза три, в поисках нужной подачи. Продолжение моего вот этого текста с ФБ. Персонаж Амайа Китагава, речной спирит-фолк ву-джен. Кара-Тур. Oriental Adventures.
Новая жизнь начинается с шага в бездну. Новая надежда там, где разбилось все, что составляло твое бытие. Новая судьба с первого шага по незнакомой дороге, в другой части света. Но пока живешь, движешься, не можешь не дышать, не желать, не искать.
Шпили непривычного вида крыш рисуют узор, в котором можно попробовать погадать на судьбу. Быть может один из них – твой? Лабиринт улочек Беззимья раскидывается мощеным ковром, но нужная дорога, словно сама ложится под ноги. Словно то, что ты делаешь сейчас, единственно верно, и шаги по этому пути – словно пальцы, умело порхающие по стану флейты.
Среди многих незнакомого вида прохожих, спешащих по своим делам, осознание правильности себя здесь. Одинокий в человеческом море, но также идущий к своей цели. Без сомнений, без сожалений, без восторга. Но с некой внутренней гармонией, поднимающейся из сердца.
Город на далеком северо-западе, о котором однажды услышал от случайного путешественника, стал реальностью. Реальностью для тебя. И, да, если кто-то вдруг спросит, ты можешь сказать, что Воло Геддарм однажды действительно был в Кара-Туре, на том острове и в таком городе. И в тот день, когда всё сломалось. Но и когда из рассказов полных бахвальства еще не народилась, но уже зачалась новая жизнь.
Странник из далёких земель, потомок речных духов, видит в узоре городских шпилей тот единственный. Магическая академия. И словно последней фишкой завершается построение в игре черно-белых камней. Словно встает на место последний кусочек цветного стекла в причудливом витраже местного мастера.
Странник садится на перила моста Крылатой Виверны, достает бамбуковую флейту из тощего заплечного мешка, и наигрывает, что в голову придет. Что-то спокойное и легкое, перекликающееся с голосом водопада под мостом. Творит песню с той легкостью, что складывает заклинания. Заклинания, что прежде приходилось таить. Здесь же, сам воздух, сам город наполнен магией, и, значит наконец найдена та гавань, где можешь бросить якорь.
Арда.Тревога в мирное время и способы её заглушить. 350 слов, джен, Арагорн и Гэндальф. Тайминг поисков Голлума. написано по карте.
Арда.Тревога в мирное время и способы её заглушить.
Новый день поисков не приносит ничего. Опять. Неудача навевает тоску и тревогу. И они же в пыльном ветре на равнине, в тумане, наползающем с болот, в изломанном узоре черного хребта и затянутом дымом небе. В холодном вязком воздухе, что искажает и поглощает звуки, и оттого даже звук голоса друга хлещет по самым нервам.
- Ему как сама земля помогает. – Досада, разочарование.
- Эта земля не помогает никому, - спокойный ответ, но во вздохе, что за ним следует, печаль нескольких прожитых эпох, - разве что тому, кто ищет смерти.
Эта земля видела много войн. От великих битв, до мелких стычек. Она заполнялась кровью столь полно, что не могла более впускать ее в себя, и тогда багровым окрашивались воды реки. И все равно было слишком много – не только крови, но и мертвой плоти. Столько, что даже падальщики не могли сожрать её.
- Нужно еще проверить болота. – Это и так известно обоим, но молчание, обычно спокойное и уютное, невыносимо. Уголек загорается во влажном, тяжелом воздухе не сразу, но наконец, алая искра попадает в трубку и поднимается пряный сизый табачный дым.
-Нужно. Утром, - поддержать разговор живым голосом. Двое достаточно близко друг к другу, чтобы туман не мог исказить их голоса. – Еще есть немного времени, чтобы попытаться.
- Немного, у нас. И у всех. – Фляжка с эльфийским узором переходит из рук в руки.
Болота. Тихие, тревожные, ждущие, мертвые. Топи приняли столько тел, что не смогли переварить. И по сей день из под воды на любого, кто опустит взгляд смотрят неустанно глаза мертвецов. Эльфов, орков, людей – вперемешку. Они терпеливо ждут, но шалые заблудшие путники – добыча случайная, та, что сама идет к ним под воду. По-настоящему они ждут новой битвы- неистовой, большой, когда земле вновь станет тошно от крови, когда к старым телам добавятся новые. И они словно откуда-то знают, осталось недолго.
Серый Странник и Бродяга с многими именами не говорят о третьей стороне, куда могла уйти их цель. Они обшарили долину реки, и самую опасную глухомань, прочесали Рованнон и Дагорлад, и перемесят сапогами Гиблые болота, пусть он будет там. Но не у того, кого ждет сама земля. Кто засел за усыпанными пеплом горами, кто опрокинет неверное спокойствие остатков мирных дней.
Вархаммер, субъективность истины. Магнус Красный. ~ 590 слов. Джен. Вероятно ау, возможен оос, реально элементы философии.
Вархаммер, субъективность истины. Магнус Красный.
- Имперские Истины...- Он перекатывал слова на языке, будто они были чем-то, что хотелось распробовать. Не разложить на химические элементы, но понять текстуру и вкус.
Вслушивался в звучание. . Он знал как это было бы начертано на высоком готике и на множестве других языков из разных времён и с разных миров. Отпускал мысли, что рождались от этих слов в пучины Имматериума и смотрел калейдоскоп образов, что разворачивались перед внутренним взором.
Первичными, очевидными, прямыми были картины Великого Крестового похода, что приводил миры к Согласию с Имперскими Истинами. Многочисленные неумолимые флоты с убийственными силами легионов Астартес на острие. Легионов было восемнадцать, различавшихся как тактикой и силой, что была им присуща, так и сложившейся за долгие-долгие годы собственной идеологией.
И все они несли Имперские Истины... Истины. Истина. Соответствие мысли и действительности, проверяемое реальностью. Убеждение, рождённое из непоколебимого доверия Императору. Одноглазый Примарх находил иронию в том, что последний критерий был сформулирован богословами древней Терры. Имперские Истины отрицали все сверхъестественное и религиозное, превознося свет человеческого разума, что в мощи своего развития мог постигнуть все глубины бытие. Прогресс был целью и ценностью, именно благодаря ему человечество пришло бы к процветанию, не повторив более ошибок Темной Эры Технологий.
Что ж, мысль одного, великого и постигшего величайшие знания, разносилась и насаждалась по галактике, становилась действительностью и реальностью, очевидной и неоспоримой. И насаждалась она силами столь различными, что была ли она единой для всех? Одним она и верно несла процветание, но другим - небытие?
Он усмехался, перед его мысленным взором проносились, в сеоль разном обличии приходили Имперские Истины на разные миры.
Непререкаемое, ослепительное сияние - Шестнадцатый. Хорус во всем величии, унаследованном от Отца.
... Призрачным шлейфом к мысли видение клинков, пронзающий плоть сквозь доспехи, тусклые блики на лезвиях, и багровые реки....
Совершенство, точеное и бесконечное в своем развитии, как сам предполагаемый прогресс, - Третий, Фулгрим. Разящий и высокомерный, но и способный созидать из осколков.
... Осколков... Несколько тревожных образов накладываются друг на друга, шелестя кожистыми крыльями, зеркало, кристаллы и что-то много-много большее, увы оно превращается во что-то другое слишком быстро, но он запомнил....
И вновь принялся перебирать мысли и образы как полированные костяшки четок.
Тени, таящие неведомое, что в одночасье меняет все, - Девятнадцатый. Не оставляющий шанса сопротивляться, словно хлыст молнии, честный как тьма и неуловимый как тень, которую пытаешься зачерпнуть пальцами.
...клубящаямя тьма, которую рассекают грозовые росчерки, сумрачная скорбь в шелесте огромных птичьих крыл, отчаяние и отчаянность мести...
Страх. Неведомое Астартес, но столь привычное для людей. - Восьмой. О... - губы скривились, - этот наточил умение использовать чужой страх, словно тот был клинком... Или... Вортексной ракетой, оставляющей после себя ужас, смерть, тишину.
... Планета раскалываетс, на куски... Тот кому не ведом страх, признает, сто не желал бы встречи с ... Этим.
И четки скользили дальше, и к каждой плашке была вспышка, смутная, едва уловимая... Окровавленный срез шеи и тело, чья плоть сгорает, проносясь через слои атмосферы, мрачные литании и огненные дожди, много того, чему сейчас не было объяснений, что могло быть лишь отражениями вероятностей и все же...
Сколько братьев, столько и методов. Каждый раз Имперские Истины приходили в разных одеждах, в разных оттенках смысла, через разный опыт. И как этот опыт влиял на тот прогресс, к которому стремились Истины? А может, и на сами Истины?
Завершая погружение, он обращался мыслями к Отцу. Отрицавший сверхъестественное и божественное, он должно быть постиг суть Имматериума. Представлять такие масштабы было... Своеобразно. И все же, если Отец постиг Варп, значит постиг и суть его обитателей, включая ...одного. Пусть Магнус и считал себя достигшим совершенства, он понимал, что желает познать и осмыслить ещё многое, чтобы? Чтобы знать, что с этим делать? Или зачем? Отринуть подозрение в отрицаеиом? Или подтвердить, то, что ты пожалуй уже знаешь?
Молитва даэдра. Ресдайн. ~ 260 слов. Альмалексия. Кровищща. МКБ?
Молитва даэдра. Ресдайн. ~ 260 слов.
По завету предков месяц Перчатки щедро окрашен кровью.
Славься, Владыка Убийств и Раздоров, ныне, на королевской арене многие славные бойцы прольют свою кровь во имя твоё.
- Бой – это благословение. Смерть – неизбежность.
Алый дым факелов, что бросают трепещущий свет на пропитанный кровью песок, поднимается в небеса, словно прямо в Обливион, к подножию трона Владыки Интриг, и янтарно-багряные искры – души тех, кто пал сегодня, кто до скончания Нирна отдан Боэте.
- Славься, Владыка Заговоров и принц Покушений.
На домашнем Алтаре сердце даэдра, и руки в крови. Алые капли срываются с клинка на белые одежды. Белый дурманный дым заполняет святилище.
- глубок порез и нежен яд.
- Бой – благословение. Смерть – вероятность.
Королева поднимет окровавленные янтарные руки к лику Предтечи.
- Благослови меня, Господин-Предатель, даруй моим врагам быструю смерть моим оружием.
Жива, потому что другой мертв, жива, потому что имею волю, жива, пока жива моя слава, стекающая, как кровь по лезвию.
***
Земля приняла столько крови, что стала алой, будто нутро вулкана, давшее имя горе.
В эти дни содрогается твердь, и народы стираются с лица Нирна.
- Бой – благословение, смерть – неизбежность.
На янтарных руках Королевы – кровь. Взгляд устремлен на мертвый череп с отсеченным лицом. Она улыбается, и в сердце её ликование. На коленях её окровавленные стопы, а в руке обагренный клинок.
- Я буду жить как бог, потому что другой мертв.
И не возродиться ему прежним, ибо не узнает он себя, и нет у него ног, чтобы найти дорогу, и нет у него отныне сущности, ибо пронзен он копьем.
Нежность жены – яд, предательство – острейшее лезвие.
Смотри, Боэта, на дочь свою, разве она не подобна самой сути твоей.
Сяо Синчэнь - желаемое, но не должное. MDZS ~ 510 слов. ЯнСин, слэш. ПоВ Ченмэя. Эрочка, легкие кинки.
Сяо Синчэнь - желаемое, но не должное
Прихоть каких демонов свела нас здесь и сейчас? Здесь – затерянное среди гор место, отрезанное туманами ото всего мира, отвращающее случайных странников дурными течениями энергий. Сейчас – словно в безвременье лет. Снег уже не раз оборачивался белыми лепестками, но твое лицо, твои руки, твоя осанка – не меняются, как и те обломки суеты, что изредка долетают до нас.
Ты ведь меня ненавидишь, Сяо Синчэнь? Или должен ненавидеть - того меня, что остался где-то там, в пионовом застенке, на смехотворном судилище. Но когда я оставляю свои алые метки на твоих белоснежных плечах, ты так сладко шепчешь «Еще, хочу тебя…». Как не должен бы просить тот, кто ненавидит. И моя кровь бежит огнем, не только от жара твоего тела, не только от того, что ты сам желаешь принадлежать мне, но и от того, что я знаю, кто ты.
Знаю на слух. Твой голос, словно чуть смущенный, - когда ты смеешься моим шуткам, спокойный и глубокий, - когда рассказываешь у костра о прошлом, не называя имен, суровый и чувственный, - когда идешь рубить то, что как ты считаешь не должно существовать, высокий, срывающийся в стон, - когда я раскрываю тебя собой.
Знаю наощупь. Чуткие и жесткие пальцы мечника, - изучающие моё лицо, тяжелый шелк волос, - падающих мне на грудь, кожа – словно оболочка неведомого плода из садов небожителей – наливающаяся, созревающая от моих поцелуев, горячий и влажный атлас губ на моих губах, обжигающая, растущая в моей руке плоть, и шершавость рубцов в глубине глазниц – на кончике моего языка.
Знаю на запах. Весенние травы и ледяные лепестки, сталь и кровь, сладости и страсть.
Знаю на вкус. Ты самое вкусное лакомство, что мне доводилось пробовать. И я не знаю подчас, чего хочу больше. Откусывать по кусочку, заглатывать целиком, или облизывать, заставляя таять, долго-долго, как самый желанный леденец…
И я узнаю тебя из тысяч, по голосу, по запаху, прикоснувшись пальцами или губами, как узнал бы, открыв глаза, и увидев тебя. После долгих лет. Узнаю того, кто желал моей смерти, кто зарубил бы меня на месте, но – ты не узнал. Выходит, твоя ненависть не та гончая, что чует цель через годы и долгие тропы. Тебе должно было бы узнать меня, пусть мой голос и не тот, что в пятнадцать лет, но я тот же человек, или зверь, или демон, кому как больше нравится… Так хочешь ли ты действительно моей смерти? Ненавидишь ли человека, или то прошлое, на которое ты обрек себя сам?
Впрочем, я знаю, чего ты хочешь, не должного – если ты все-таки ненавидишь меня, и я дам тебе это. Потому что и сам желаю. Тебя, всего, полностью, глубоко – чтобы до предела, до сердца, до горла. До сорванного стона, и до того пламени, что растопит саму зиму.
И я не закрываю глаз, я смотрю на тебя. По всем законам – людским и телесным, тебе не должно видеть себя таким, но ты ведь хочешь? Хочешь. И я расскажу тебе, во всех деталях, во всех подробностях, какой ты – горячий, красивый, чувственный, с россыпью моих меток, с румянцем, нежным, будто сливовые лепестки, наливающийся соком желания, и – принадлежащий мне. Только мой. И я буду смотреть на тебя, и наслаждаться тем, как ты желаешь, как отдаешься мне. До конца, без остатка становишься моим.
Ригелле Хлаалу (fem!данмер!Довакин) - побег от судьбы . TES5: Скайрим ~ 440 слов. джен, боэтизм головного мозга.
Ригелле Хлаалу (fem!данмер!Довакин) - побег от судьбы . ~ 440 слов.
Если бы кто-нибудь спросил, что она чувствовала, когда стояла напротив палачей и плахи, она бы ответила – любопытство, раздражение, злость, капельку умиления. Она не боялась умереть, потому что смерть – это неизбежность, и бояться неизбежного – глупо и бессмысленно. А вот то, что её судьбу сейчас решала не она сама – злило.
Под бледным северным солнцем, непривычно холодным для исхода лета, Ригелле Хлаалу, осколок некогда Великого, а ныне уничтоженного Дома, стоит напротив плахи и цвета реальной власти Скайрима.
Мало примечательные сами по себе колода и топор, вероятно принесенные с ближайшей лесопилки, не вызывают у Ригелле никаких эмоций, а вот зрителей она рассматривает именно с любопытством, запоминая. Зачем, если скоро умрет? Может, чтобы после смерти приходить к ним из Обливиона, куда её душу заберет Боэта?
Конечно, не ради простой нарушительницы границы заявились сюда имперский генералитет и альтмерская сука, этим надо поглазеть на казнь главного бунтовщика. А Ригелле смотрит на них, запоминает, сверкая красными глазами и улыбается, чувствуя близкую смерть. Свою – или нет, или не только –неважно. Просто даже на пороге конца – она остается собой.
Неизбежность - стрела вонзается в спину попытавшемуся сбежать. Воздух сгущается. Кровь в воздухе щекочет ноздри. Даже до этого момента ей не приходило в голову побежать – но вот будь возможность сразиться с их поединщиком – не отказалась бы.
Ригелле умиляется юноше-легионеру с голыми коленками. Он обещает, что отвезёт её прах к пеплу родины… Это трогательно, пожалуй.
Раздражение и злость, на этих напыщенных индюков, что помешали ей, и на себя, что не смогла просчитать всё, и не добилась цели.
И как тень среди тусклого утра, пламенем с небес...
Бой – благословение – учит Боэта, и Ригелле начинает этот танец в пламени. Смерть неизбежность – но так – правильно, потому что с оружием в руках, и все зависит от тебя. В памяти остаются лица, - не зря. Сейчас, когда у неё есть шанс, она его не упустит. И она придет ко всем, кто был здесь. Придет, как неизбежность.
Обгорелые лестницы и крыши рассыпаются под её ногами – почти. И остается только пылающая пустота – за спиной. И драконье пламя только опаляет кончики волос… По сравнению с драконом дальше – почти привычно. Сражаться, как учили, за свою жизнь, за свою цель, за чужую смерть, за то, чего ты еще пока сама не знаешь.
Существую, потому что имею к тому волю. Остаюсь, пока остаются следы моих деяний, словно кровь, капающая с клинка. Сталь рассекает тела, путь ведет в темноту. В темноте – неизбежность смерти, но не обязательно твоей, всё зависит от тебя.
Что она чувствовала перед пламенем дракона – жар и азарт. Это был танец на выживание, сгоришь, или избежишь смерти, чтобы снова вступить в битву. Смерть – неизбежность – но сегодня – не для тебя. Смерть – судьба любого в Нирне, чтобы там ни говорили альтмеры, от неё не сбежать, но можно самой выбрать, кокой и когда она будет для тебя.
Сюэ Ян. - наслаждение смертью. MDZS. ~ 260 слов. Джен - R - кровища, маньячество, возможно АУ.
Сюэ Ян. - наслаждение смертью. MDZS.
Черная ночь. Алая луна. Острые белые звезды.
Темнота. Багровая кровь. Белые кости.
За закрытыми дверями.
За запертыми воротами.
Вершится месть, и как же она сладка. Железо на губах, на языке, в горле.
Крики ласкают слух, и им вторит вой за воротами, а несущий смерть заходится смехом.
Лезвие клинка входит в тело. Крошит ребра - треск, пронзает сердце – как кожура лопается, выходит из спины - шелест. Меч вибрирует в руке, выпивая жизнь, и восторг убийцы и орудия – един.
И собственное сердце захлебывается восторгом, и пьянит запах крови, которой так много. Залиты стены, пол – пятна на потолке, и из свежей струи поднимается пар к холодному небу.
Убийца и клинок пьяны своей местью. Руки в крови по плечи, и потеки на белом лице, на полированном лезвии.
Кровь стекает с подвешенных тел. Кто-то из них, быть может, еще жив – но ненадолго, с рассветом здесь будут одни лишь трупы.
Запертый дом. Проклятый дом. Проклятый своим главой, в тот миг, когда решил посмеяться над мальчишкой.
Мальчишка вырос. Мститель пришел в дом. Главный – умирает последним, умирет долго.
Острым клинком рубить – милосердно, потому первый удар – по пальцам – стальной рукоятью, грубо – зато почувствует – что-то похожее, что причинил сам. Только начало.
Это долгая ночь. Черная ночь – свет багровой луны освещает лужи крови, а осколки костей рассыпаются звездами.
Мститель смеется, выпуская то, что носил в себе долгие годы. Дает волю силе, что многие годы течет через тьму.
Он сполна дает напиться обидчику тем, что тот сделал. Он улыбается, видя ужас в его глазах. Неизбежность, обреченность.
Никто не придет, никто не откроет двери. Ощути туже беспомощность.
Твои муки будут короче, но мститель сделает всё, чтобы ты испил до дна чащу багрового воздаяния.
UPD!!!
вестидж, пустота. - Армэ, Альтмер (со стартом в Эльсвейре). TES:O. - джен, поток сознания, ~350 слов.
вестидж, пустота. - Армэ, Альтмер (со стартом в Эльсвейре). TES:O.
Глядя с горного склона на песчаные пустоши Анеквины, сложно не думать о вечности, пустоте и мимолетности. О том, как заметает оставленный в песке след, и от того, кто тут когда-то прошел не остается больше ничего. И вечны только песок и ночное небо, ветер и носимые им песни кочевников бандари, или отголоски тех песен в горных коридорах. Впрочем, от гор когда-то тоже останется лишь песок. Звезды – же, упав с неба, превращаются в такие же песчинки.
От таких мыслей на несколько мгновений замирает сердце, и глубже вдыхаешь холодный ночной воздух. Небо, песок – пустота между ними. Остро ощущаешь мимолетность жизни, даже будучи мером. Тем, чьи предки, обретя время, утратили бессмертие. Но тем, кто и так проживет дольше многих, если не погибнет безвременной смертью. Но встав на путь воина, ты сталкиваешься с ней так часто и близко, что почти привыкаешь.
Что было до, что останется после – пустота, память о тебе тот след, что занесет песком. Если… Если ты не сможешь тронуть чужие души. Души….
Пустота ночных песков умиротворяет, чуть тревожит легкой дрожью в основании шеи, но это только подчеркивает ее гармоничность – дикую и чуждую, но если прислушаться и вдохнуть… Общаясь с местными кочевниками, лучше знакомясь с этим миром, постепенно начинаешь понимать его. Нет, вы никогда не станете своими, но тем даже лучше.
Возможно, то, что ты уже заглядывал в глаза вечности, вдыхал ее и ощущал песком на коже, помогло потом не сойти с ума. Когда пустота взорвалась в тебе. Когда не осталось больше ничего кроме холода, когда не должен был выжить. Когда разрывало от неправильности изнутри и снаружи. Несколько мгновений и вечность – не та, что забирает, но та, что отрицает – ничего, нигде, без формы и цвета, без пространства и тела. Даже без боли, потому что уже где-то за пределами того, что можно чувствовать.
И тогда пришли отвращение и гнев, и не знаешь даже, что сильнее.
Ты никогда не был магом-теоретиком, не зарывался в трактаты о мистицизме, не изучал души… Что есть душа? Уже и не знаешь. Потому что в ледяной пустоте думаешь, чувствуешь, желаешь и обретаешь цель. Собираешь себя по кускам, разгоняя холод где-то под сердцем.
И снова возвращаешься смотреть на пустыню, и словно всякий раз возвращаешься чуточку живее.